Одна из тем моего исследования — «В поисках невинности посреди (аморального) маскарада». Первоначально под образами невинности подразумевались образы невинных девушек. Такова, например, Софи в «Кавалере розы»: чтобы спасти ее от замужества по расчету (которое уже само по себе было бы маскарадом) Октавиан разыгрывает еще больший маскарад, решив таким образом продолжить свой импровизированный трюк с переодеванием в служанку Маршальши (а он, в свою очередь, прикрывал ситуацию адюльтера)… Затем, безусловно, Арабелла в одноименной опере: доказательству ее девственности посвящена финальная интрига, но оно, это доказательство, оказывается невозможным без разоблачения маскарада, в который вовлечено все ее окружение — ведь ее сестра вынуждена фигурировать в качестве мальчика, поскольку семейство «пускает пыль в глаза», чтобы выдать старшую дочь, но чтобы вывозить в свет двух девушек, никакого кредита уже не хватит… Наконец, это и Ариадна, в объятиях Вакха, которого считает посланцем смерти, восстанавливающая свою потерянную невинность, отказавшись от советов актрисы из труппы коммедия дель арте…
«Легенда об Иосифе» не входила в первоначальный круг рассмотрения. Однако, как оказалось, дальше всего пошел Гофмансталь в разработке «дискурса чистоты» именно в этом произведении. Оно, однако, является словно перевертышем всех других, в которых встает «образ чистоты». Последний теперь не сопряжен с девушкой, дистанцированной от любых нечистых игр, нечистых торгов (в которые она, впрочем, вовлечена в качестве товара — как это и в «Кавалере розы», и в «Арабелле»).
После того, как в 1903 году «Электра» Гофмансталя в постановке Макса Рейнхардта и с Гертрудой Айзольдт в главной роли имела такой успех в Берлине, на какое-то время пьеса оказывается в центре внимания как выдающихся режиссеров, так и выдающихся актрис того времени. Так, при содействии графа Кесслера ведутся переговоры по поводу возможной постановки Эдварда Гордона Крэга с Элеонорой Дузе… Крэг, естественно, считает, что Рейнхардт не понял пафоса пьесы; его эскизы, которые хранятся во Французской Национальной Библиотеке, показывают, что он собирался вернуть этот античный сюжет в сферы возвышенного, абстрактного; эти эскизы цитируют очищенные архитектонические формы и вполне традиционные сцены ритуальных жертвоприношений…
Одновременно пьесой заинтересован реформатор французского театра Орильен Люнье-По. Режиссер, который вместе со своей женой Сюзанной Депре находится так же в контакте с Дузе (по поводу постановок Ибсена), эту пьесу предназначает, однако, именно для Депре. Однако, вполне возможно, что образцом тут является как раз берлинский спектакль.
Издательница переписки Кесслера и Гофмансталя Хильда Бургер приводит потрясающие сведения: Сюзанна Депре гастролировала с этим спектаклем в Вене, Берлине, Будапеште, Стамбуле, Яссах, Штуттгарте, Мюнхене, Буэнос-Айресе и т. д. (525). Почему память об этом спектакле, однако, настолько оказалась стерта из истории театра?